...мы видим небывалые пространственные орнаменты, замысловатые переплетения форм и линий, цвета и света, почти не поддающиеся словесному описанию. Зачарованный зритель теряется в догадках по поводу того, правда ли, что все эти сложные конструкции созданы детьми...Журнал «Огонек», №28, 1990 год.
В работах детей из экспериментальной детской архитектурной студии, руководимой московским архитектором Владиславом Ивановичем Кирпичевым, мы видим небывалые пространственные орнаменты, замысловатые переплетения форм и линий, цвета и света, почти не поддающиеся словесному описанию. Зачарованный зритель теряется в догадках по поводу того, правда ли, что все эти сложные конструкции созданы детьми от пяти до пятнадцати лет от роду.
Многие подозревают Кирпичева в том, что он рисует за своих учеников. Однако это не так. Во-первых, архивы студии столь обширны, что один человек просто физически не смог бы все это создать, а во-вторых, сам учитель признается, что едва ли смог бы повторить эти фантастические композиции. Хотя Кирпичев — талантливый архитектор, завоевавший международное признание, работы его учеников — не плод «подсказок», а результат открытия, лежащего на стыке искусства, архитектуры и педагогики, открытия таких слоев детского воображения и творчества, о которых раньше не подозревали, хотя о неисчерпаемости творческих возможностей детей говорят многие. Так, например, известный советский лингвист Вячеслав Всеволодович Иванов писал: «Я уверен, что каждый ребенок — не вундеркинд, а нормальный ребенок — может невероятно много, а мы косным подходом, неумелым преподаванием как бы забиваем его потенции, шлифуем его изначальную гениальность до гладкой заурядности».«Кажется, Кирпичев на практике подтвердил правильность этого предположения, ибо его ученики не являются избранными, он не производит отбора талантов. Однако парадоксально, что работы его учеников отмечены каким-то недетским совершенством, отточенностью, доведенностью до крайних пределов законченности замысла. В чем же секрет этого открытия?
Во многом искусствоведам и педагогам предстоит еще разбираться, исследуя процессы и механизмы детского творчества. Но кое-что уже и сейчас кажется более или менее ясным.
Автор: А.Раппапорт
Прежде всего, то, что детское творческое воображение в большей степени открыто фантазии и изобретательству, чем изображению реальности. Ошибкой многих художественных школ является, по мнению Кирпичева, стремление во что бы то ни стало научить детей изображать окружающий мир либо в формах академического реализма, чуждого детям, либо же в формах специфически «детского» рисунка, во многом выдуманного самими взрослыми по известным рецептам: «Точка, точка, запятая, минус — рожица кривая» или: «Это дом с трубой, а это дядя с бородой».
Сама по себе детская творческая фантазия содержит в себе огромные возможности к пространственным и орнаментальным построениям. Открыть эти способности Кирпичеву позволила проектная установка его педагогической системы, ибо он с самого начала старался научить детей не изображать окружающий мир, а проектировать фантастические возможные миры.
В области проектирования этих сказочных миров дети проявляют не только фантазию, превосходящую фантазию взрослого, но и обнаруживают способность к совершенствованию, совсем уже неожиданную для малолетних. Один профессор, побывавший в студии Кирпичева и увидевший сосредоточенно рисующего мальчика, не удержался и спросил его: «Что ты делаешь, милый?». Ответ ребенка поразил профессора, ибо он услышал: «Совершенствуюсь!».
Кирпичев разработал такие методы работы детей над рисунком, в которые входит многократное возвращение к замыслу для достижения наиболее точного и сильного результата. Дети делают сотни эскизов, добиваясь небывалой законченности каждой работы, каждого «проекта». В чем же причина такой усидчивости и упорства? Отчасти — все та же свобода, отсутствие внешнего давления. В мире творческой фантазии дети чувствуют себя подлинными хозяевами положения и стремятся довести свои идеи до максимального совершенства.
Я много раз бывал в студии и всегда поражался царящей в ней атмосфере творческой сосредоточенности, непривычной для детей тишины и аккуратности. Здесь нет шума и гама, шалостей и капризов. Увлеченно работают, сидя рядом, дети разных возрастов, каждый занят своим делом и погружен в свой эскиз. Кирпичев не склонен критиковать работы своих учеников, напротив, он постоянно их похваливает, предлагая самим подумать над тем, что можно улучшить или изменить. Такой подход позволяет ему добиться интимного контакта с детьми и создать в студии атмосферу доверия и ответственности. Конечно, энтузиазм учителя заражает учеников, но это энтузиазм вдумчивого поиска, парадоксального сочетания максимальной раскрепощенности с максимальной продуманностью деталей и целого.
Глядя на работу Кирпичева, начинаешь понимать, что же толкнуло его, блестящего молодого архитектора, успевшего в двадцать с небольшим добиться международного признания, уйти в некогда нищенскую детскую студию. Это — стремление к творческому взаимопониманию. Не сумев найти его среди коллег, Кирпичев поставил перед собой задачу воспитать единомышленников и добился этого.
Он добился большего. Студия постепенно завоевывает мировое признание. Кирпичева зовут в Японию и в Америку, результаты его эксперимента интересуют архитекторов и художников многих стран. Выставки работ его кружка объехали полмира. Однако необычность эксперимента ставит перед ее лидером и новые проблемы. Остается не до конца ясно, каковы собственно перспективы и смысл открытых Кирпичевым способностей детей, как можно их использовать. С одной стороны, они подтверждают высказываемую многими, в том числе и профессором Московского архитектурного института Б. Г. Бархиным, идею о необходимости более раннего начала обучению архитектуре. Архитектуре, как и музыке, можно учить с детства. С другой стороны, результаты педагогических опытов Кирпичева выходят за рамки архитектурного образования и указывают на возможности развития детского творчества и мышления в более широком смысле.
Эти более широкие возможности и перспективы и восхищают, и настораживают. У Кирпичева много поклонников, но есть и немало скептиков. Значительность получаемых им результатов настолько расходится с привычным образом детского рисования, что рождается подозрение в том, что Кирпичев убивает «детское» в детях, «досрочно» делая из них мастеров. Сам же Кирпичев представляется таким скептикам кем-то вроде диккенсовского Феджина, эксплуатирующим хрупкое детское воображение. На деле, конечно, ученики любят Владислава Ивановича, и в студии царит дружба. Однако за этими подозрениями и скепсисом скрывается и беспокойство, сопряженное с неизведанностью творческой жизни человека, разумных границ воображения и совершенства. За воспитательными утопиями чувствуется скрытый страх перед творчеством, как огромной силой, таящейся в недрах нашего сознания, своего рода атомной энергией фантазии. В какой мере эта энергия созидательна, в какой — разрушительна, мы сегодня еще не знаем.
Однако эта энергия не может оказаться совсем бесполезной. Ведь все энергетические ресурсы на Земле кончаются — кончается нефть, кончается уголь, может кончиться уран. Нескончаема лишь энергия Солнца, образующего на нашей планете свет и ветер, а творческое воображение, если и не рождено самим Солнцем, то принадлежит к числу космических явлений с неисчерпаемостью и неизведанностью их сил и масштабов.
Вопрос, который возникает при столкновении с феноменами такой силы, есть по-прежнему вопрос о направленности и границах их разумного использования. Стихия творчества драматична. Значит ли это, что страх или осторожность должны возобладать над желанием как можно скорее раскрепостить эти дремлющие в нас силы природы?
"взято отсюда : http://papardes.blogspot.com/2011/02/blog-post_3167.html
No comments:
Post a Comment